Жуй обиженно надулся.
— Пошли в бассейн, командир, искупаемся, — предложил мне Коста.
— Не, я лучше к себе пойду, — отказался я. — Посплю. Устал. Что-то я нынче не в своей тарелке. Доделаешь все один?
— Не вопрос.
— Тогда флаг тебе в руки. А я — спать.
«Вот и Жуй туда же, — размышлял я по дороге к своей берлоге, — чуть ли не прямым текстом меня неудачником назвал. Но какой же я неудачник?! Да я самый что ни на есть везунчик! Одна любовь Златки чего стоит! Такая женщина! Подобных ей нет больше во всей Галактике!»
Я вспомнил о том, что...
«А между прочим, Златка сегодня свободна от дежурства Надо будет пригласить ее погулять», — решил я и вспомнил, как познакомился со Златкой…
Подчиненное мне отделение должно было прочистить биофильтр станционного дома культуры. И я пошел к его коменданту, дабы прояснить кое-какие технические вопросы.
Проходя по коридору с афишей, объявляющей о том, что через неделю народонаселение «Апельсиновки» потрясет премьерой спектакля наш самодеятельный театрик, я наткнулся на группу одетых в старинные одежды актеров.
— Всем здрасте! — поприветствовал я их. — Не подскажите, где мне найти…
Вдруг ко мне ни с того, ни с сего рванулась дамочка со старинным кинжалом в руке.
Она бросила мне в лицо:
— Неверный обманщик! Ты отрекся от меня ради другой! У меня под сердцем твое дитя! Я убью нас обоих, вероломный подлец!
Я от неожиданности уронил на пол планшетник с техдокументацией.
А эта дамочка (ослепительной, между прочим, красоты и грации) вонзила себе в грудь кинжал.
У меня слегка подкосились ноги и на них, на полусогнутых, я рванулся к «самоубийце».
Но тут раздались аплодисменты остальных актеров. А дамочка радостно улыбнулась и «вытащила» из груди голографическую имитацию кинжального лезвия.
Я облегченно вздохнул. Над моим растерянным видом вся труппа, включая ее режиссера, хохотала минут пять.
А потом состоялось мое знакомство с членами организованного при доме культуры станции творческого сообщества из четырех десятков ее сотрудников, в свободное от работы время участвующих в постановке спектаклей и театрализированных торжеств, связанных с общеимперскими праздничными датами.
Сами они называли себя «актерами любительского драмтеатра «Астра».
Но остальные сотрудники употребляли на их счет более прозаичное обозначение: «местная самодеятельность».
Ну а приведшая в замешательство нашего героя мнимая самоубийца в старинном платье как раз и была Златка, женщина, покорившая мое сердце.
По дороге к подъезду пятиэтажки, на втором этаже которой располагалась моя скромная халупа, я усиленно размышлял.
Такого за мной в прежние времена не водилось. Увы-увы, раньше я не слишком-то любил утруждать себя шевелением мозгами. И лишь в последние три месяца стал предаваться всяческим размышлениям, порой весьма и весьма отвлеченным от действительности.
Усиление мыслительной активности в моей голове толкало все остальные части моего тела на действия, раздражающие начальство и вызвавшие недоумение у его сослуживцев.
Во-первых, я увлекся археологией. И за считанные дни усвоил ее общий курс (на него у обычного студента уходит не менее трех лет). А затем — принялся изучать состояние дел с раскопками на Кобо, используя как открытые источники, так и закрытые (дважды был застукан на взломе секретных баз данных станционного интеллекта, но ухитрился отвертеться, ловко прикинувшись идиотом).
Ко всему прочему я стал все чаще азартно спорить с работающими на «Апельсиновке» учеными, доказывая им их неправоту в трактовке тех или иных находок на Кобо.
Во-вторых, меня начал мучить зуд изобретательства. Я теперь постоянно прибегал к начальству (при этом зачастую минуя взводную и ротную инстанции, а направляясь прямо к комбату, а то и к самому комполка) с многочисленными рационализаторскими предложениями.
Начальство всеми силами отбивалось от чересчур инициативного прапорщика (мне даже был объявлен за нарушение субординации выговор) и затыкало моим отделением все дыры, даже те, которых еще или пока не имелось в наличии, заставляя трудится и во внерабочее время.
Естественно, всем бойцам моего отделения, подобный порядок вещей нравиться не мог. И я слышал от своих товарищей немало обидных слов в свой адрес.
«Вот и сейчас — Жуя моя инициатива напугала, а Коста даже не обратил на нее внимания, — с горечью думал я, неспешно шагая по дорожке, посыпанной темно-коричневыми пластиковыми гранулами. — Интересно, а почему именно в последнее время меня тянет ломать голову над всякой всячиной? Ведь раньше я ничем не отличался от Жуя. Нет, от Жуя отличался. Я не такой паникер, как он. Но вот на Косту я точно походил. А сейчас? Никто меня не понимает. Ну, кроме Златки, конечно. И, честно говоря, я и сам себя ни фига не понимаю».
«Зато я тебя понимаю, Сеня, — раздался в моей голове металлический голос. — Жаль, что ты меня пока не можешь понять. А времени все меньше и меньше. Напряги мозги, прапор. Потом уже поздно будет».
Я замер на месте, ибо после услышанного ко мне вдруг пришло предчувствие, что если в сей миг напрягусь и нырну в глубину своего разума, то найду там ответы на все мучающие меня вопросы. Но я испугался того, что это предчувствие является симптомом какой-нибудь страшной психической болезни. И стоит мне только поддаться ей, как меня тут же выкинут со службы.