После этого Шрол перезапустил свои самые высокоинтеллектуальные программы, составлявшие ядро операционной системы и окончательно пришел в себя после полученной от Другого Поленова оплеухи.
Получив ее, Шролл испытал изумление. Недоумение. Обиду. Злость. И многое другое. Но вскоре всю гамму этих чувств подавило одно — острое любопытство.
И вместо того, чтобы обрушить на Утюг поток всеразрушающей антиматерии и аннигилировать все живое и неживое вплоть до ядра планеты, превратив разрушенную станцию в вулкан, Шролл решил вступить со странным человеком в контакт. И выяснить: откуда в столь хрупком теле столь могучее средство самообороны.
После серии экспериментов Шроллу удалось наладить со спрятавшимся среди развалин склада человеком акустическую связь.
Сделав это, Шролл направил туда потоки фотонов и задал человеку самый закономерный из вопросов:
— Кто ты? <Жду данных>.
— Не надо столько света! — раздалось в ответ. — Мне больше нравится мрак. Так романтичнее.
Модули Шролла покрыли стены и потолок клеящим составом, дабы ничто не мешало беседе. От потолка и стен хранилища тут же перестали отваливаться и с грохотом падать вниз тяжелые куски облицовки. И в полуразрушенном помещении устанавливается тишина.
— Кто ты? <Жду данных>, - повторил вопрос Шролл, выключив светоизлучатели.
— Прежде чем заговорить с незнакомым человеком, надо самому представиться, — заметил Другой Поленов.
— Я Бог. <Жду опровержения>, - сообщил Шролл.
— Враки! — уверенно ответил Другой Поленов. — Видывал я Бога в тысячах его ипостасей. Одни были вполне сносными, другие — никуда не годными. Однако ты ни на одну из них ничуть не похож.
— В чем главное отличие между мной и Им? <Жду данных>.
— Господь всеведущ. А ты — нет.
— Из чего это следует? <Жду данных>.
— Это следует из того, что ты решил со мной побеседовать. Наверняка же хочешь узнать, чем я тебя только что отколошматил, а?
— Да. <Утверждаю>.
— Quod erat demonstrandum.
— Я не Бог? <Жду данных>.
— Подтверждаю… И погаси, пожалуйста, мезонное сканирование. У меня от него костям щекотно.
— Ты испытываешь боль? <Жду данных>.
— Все живое ее испытывает, милейший.
— Но ты не показываешь своих страданий. Почему? <Обнаруживаю парадокс>.
— Парадокса тут никакого нет. А есть noblesse oblige. Я не могу себя вести никак иначе, кроме как — геройски. Я же русский прапор-первопроходец. А русский прапор-первопроходец просто обязан плевать в глаза смерти и хохотать при мучениях.
— Твоя базовая программа настроена на выполнение обязательств даже в обстановке, близкой к разрушению организма? <Жду опровержения>.
— Не переживай за меня дружище. Есть в мире и вещички пострашнее.
— Ты зовешь меня «дружище». Значит ли такое обращение, что испытываешь ко мне дружеские чувства? <Выражаю сомнение>.
— Не волнуйся, это, типа, юмор.
— Если я, по-твоему, не Бог. То кто я, по-твоему? <Ищу аналогию>.
— Ты — чертик из табакерки.
— Снова шутишь? <Выражаю сомнение>.
— Скорее ищу наиболее точный образ.
— Какую объективную пользу может дать столь субъективный подход? <Обнаруживаю парадокс>.
— Мышление образами экономит время, требующееся на построение конкретной модели сложной ситуации.
— Спорное умозаключение. <Выражаю сомнение>.
— Сомневайся-сомневайся. Только что именно все твои умственные колебания могут изменить в текущем порядке вещей?
— Немногое. <Утверждаю>.
— Правильно.
— Что за источник энергии был у того разряда, который ты обрушил на меня? <Ищу аналогию>.
Шролла тревожило, что, как ни странно, несмотря на все атаки его собеседник не выглядит ни растерянным, ни испуганным.
— На свете много есть такого, что и не снилось создавшим тебя кобонковским мудрецам… — туманно выразил свою мысль Другой Поленов, не желая посвящать противника в свои секреты. — Но ты, друг мой, меня вроде бы как собирался укокошить?
Шролл решил обождать с повторной атакой и предварительно выяснить, что собой представляет этот странный даже по критериям землян человек. Поэтому Любимый Враг кобонков предложил Другому Поленову:
— Давай не будем возвращаться к маленькому недоразумению, возникшему в начале нашего разговора. <Жду опровержения >.
— А и действительно, чего обращать внимание на такую ерунду, как уничтожение на данной планете всех моих соотечественников, имевших неосторожность вытащить тебя из твоей конуры, — соглашается собеседник.
— Природа на стороне достойнейших! <Утверждаю>.
— Великолепно! Золотые слова! — одобрил сказанное Другой Поленов. — Подписываюсь под сим изречением обеими руками. И позже обязательно припомню тебе таковые замечательные слова. М-м… Кстати, о словах. Надпись на Саркофаге гласит…
— В переводе на язык аборигенов это звучит так: «Здесь Логово Любимого Врага». <Утверждаю>.
— Ну вот. А все ведь говорили обратное. Кроме меня. Они перевели надпись так: «Обитель Нашего Любимого Друга». Слово «любимый» вконец запутало наших местных языковедов, мир их праху. У нас как-то не очень принято обзывать своих извечных врагов «любимыми».
— Я извлек из разума людей сведения о тебе. <Утверждаю>. Ты спорил с ними насчет моего предназначения. Почему? <Жду данных>.
— Почему спорил или почему догадался о нем?
— Меня интересует метод. <Жду данных>.
— Понять секрет кобонков мне помогла логика милитаризма. Все мало-мальски сложное вооружение кобонков имело блоки, которые ориентировали его по определенному сигналу на определенную цель. Я предположил, что оная — и есть тварь, сидящая в Саркофаге, то есть — в Логове… Тебя ведь, дружище, создали, чтобы ты объединял аборигенов общей угрозой?