Любимые враги - Страница 67

На этом праздничная часть спасения прапорщика Поленова завершилась. И началась часть бюрократическая. Она была полна многих неприятных мне событий. И я с полным на то основанием начнет подозревать, что их скорбная череда еще только начала свою атаку мою и без того суровую и крайне неулыбчивую судьбу.

Последовала череда допросов, проведенных сначала дознавателями крейсера, а затем и представителями следственного комитета при Имперской прокуратуре. От этих ребят я узнал немало неприятных вещей.

Оказывается Имперская служба безопасности следила за мной еще с Анаконды.

Руководство ИСБ заинтересовал не только факт моего спасения от полчищ дикарей, но и истребление какой-то неведомой силой всей их популяции вокруг бункера, где я забаррикадировался.

Популяция насчитывала 50 000 особей. И получалось, что вся эта зубастая орава накинулась на людей, поела их, а потом полностью исчезла с Анаконды вместе с детенышами. Куда-то испарились даже паразиты, которыми кишели расположенные близ станции гнезда кровожадных тварей.

Аналитический центр ИСБ, используя компьютерные модели, убедительно доказал, что сей неведомой силе неоткуда было появиться, иначе как из меня самого. И с тех пор с меня не спускали глаз.

И хотя прямо никто мне об этом не сказал, но даже моих ограниченных умственных способностей хватило, чтобы понять из разговоров с офицерами госбезопасности: после Корзины я был под колпаком у спецслужб.

Поняв это, я задумался, а не пахали ли на госбезопасность Златка, Колобок и его зубастые друзья?

Глава 3. Молчание и расчетливость

1

После всех этих допросов меня поместили в охраняемый не только электроникой, но и двумя бравыми сержантами из комендантского батальона бокс на госпитальной палубе крейсера.

В сей бокс привозили из того или иного отделения госпиталя разную аппаратуру, при помощи которой исследовали каждую клеточку моего многострадального организма даже на уровне субатомных частиц.

Мне пришлось пережить тысячи тестов: физиологических, психических, мнемонических и прочих.

Особенно допекли меня всякие там задачки на сообразительность. Чаще всего они представляли собой сложную и опасную ситуацию, из которой следовало найти лучший выход. И тут моих мучителей ожидал шок. Их потрясло то, что во всех подобных задачках моим решением являлось только одно — самый короткий путь к тому, чтобы превратить данную ситуацию из сложной в неразрешимую, а из опасной — в безнадежную.

Проделывая все эти экзерсисы, я с ужасом убеждался, что снова стал патологическим неудачником.

О моей феноменальной манере мышления даже стали шушукаться члены экипажа имперского крейсера, команда которого, если говорить откровенно (конечно — строго между нами, братцы), никогда не умела хранить секретную информацию. А, между прочим, сведения про исследование меня любимого будут идти под грифом не просто «Ограниченный доступ» или «Секретно», а — «Совершенно секретно!».

Сдуру я начал хитрить в таких тестах. И стал отказываться от таких вариантов решения ситуационных задач, которые приходили на ум первыми. Я пускал в ход лишь пятый или шестой вариант.

Задумка на первый взгляд весьма хитро-мудрая. Но на поверку все вышло еще хуже, чем было.

Если раньше я при решении тестовой задачи делал ситуацию смертельной только для себя, то теперь, судя по услужливо подаваемым компьютером расчетам последствий, стал лихо превращать ее в глобальную катастрофу для огромного количества людей или экосистемы какой-либо выдуманной планеты.

Штатные психологи смотрели на меня с трепетом и благоговением. А вот я сам впал в черную тоску. Нелегко чувствовать себя королем неудачников.

Сие настроение тут же заметило вышестоящее начальство. И мне решили помочь приободриться.

Нет, пичкать меня стимуляторами медики не рискнут, опасаясь замутить изучаемый ими метаболизм спасенного прапорщика. Просто от меня на некоторое время отвязались, одарив недельным отдыхом и намеком на то, что по прибытии крейсера в столицу северной области Русского Сектора город Зыкинск прапорщик Поленов, может быть (а может и не быть), получит там месяц-другой санаторно-курортного лечения и всяческие прочие удовольствия.

Освободившееся от тестов и анализов время я проводил на предусмотрительно поставленных в его боксе по совету штатных психологов игровых тренажерах. Однако через пару дней мне надоели все эти игры, ибо в них мне не удалось пройти даже первый уровень сложности.

Чтобы не быть раздавленным скукой, я решил провести уборку в своем боксе. Протер тряпкой с дезинфицирующим раствором потолок и стены, уронив при этом на пол массивный реанимоаппарат и залив водой прибор, отслеживающий динамику электромагнитных процессов в кожном эпителии.

Замкнутые таким образом друг на друга металлические пластины датчиков сего прибора отчаянно заискрили. Запахло паленой резиной.

«Это не к добру», — подумал я и вжал голову в плечи в ожидании взрыва либо пожара.

Однако ни того, ни другого не произошло. И я облегченно вздохнул.

Столь мелкие неприятности не убавили у меня трудового энтузиазма. И я набросился на предбанник своего бокса, немилосердно драя его пол, словно решив протереть в этом месте дыру. Тут я заметил через прозрачный пластик входной двери остановившуюся перед нею в нерешительности молоденькую и симпатичную медсестру.

Привыкшая к тому, что большинство служебных дверей, как в госпитале, так и по всему кораблю, открываются сами, девушка рассчитывала одной рукой катнуть вперед тележку со сменным бельем и обедом, а во второй руке внести под мышкой пластиковую коробку с эмульсиями для находящегося в моем боксе минибассейна.