Старлей полюбопытствовал, зачем же тогда я трачу свободное от работы время «на всякую там археологию».
— Товарищ старший лейтенант умеет хранить жуткие тайны? — я впился в глаза Джангарову пристальным и подозревающим всех и вся взглядом.
Старлей заверил меня, что, работая в штабе, только и занимается тем, что с утра до вечера свято хранит доверенные ему секреты.
На самом же деле более болтливого и азартного разносчика всяких слухов и сплетен, чем старший лейтенант Джангаров, у нас на «Апельсиновке» не имелось.
— Тогда я раскрою Вам ужаснейший секрет, — прошептал я с наисерьезнейшем выражением на лице. — Меня так заставляет поступать некая сила, что существует вне реальности и здравого смысла.
Старлей восторженно охнул и учащенно заморгал.
— Я даже начинаю подозревать, что, — я сделал эффектную паузу, приблизился к уху старлея и произнес трагическим шепотом: — Моя пропащая душа находится во власти Духа Зла!
Старлей порозовел от потрясения. Подхватил последнюю фразу Поленова. И несколько раз тихо ее повторил, как бы пробуя на вкус. Потом повторил снова. Только громче. И зашелся в припадке яростного смеха.
Хитрое лицо секретаря-адъютанта от хохота исказилось так, что приняло выражение полного слабоумия. В судорогах неистового веселья Джангаров опрокинулся на спинку кресла и упал вместе с ним на пол.
«Как бы он шею себе не свернул», — забеспокоился я, но тут же облегченно вздохнул, наблюдая, как из-под канцелярского стола показались могучие старлеевские ручищи.
Они мощно оперлись о край стола. И вытащили сильным рывком наверх своего хозяина, обессилевшего от приступа хохота.
Тот вернул на место упавшее кресло. Немного успокоился. Посоветовал мне вступить в станционный любительский театр. И попросил меня напомнить ему о цели моего визита.
— Мне надо к Василь Петровичу, — покорно повторил я и, вспомнив, как безотказно подействовала недавно одна из моих фраз на Златку, добавил: — Дело жизни и смерти!
Старлей снова расхохотался и, с трудом сдерживая накатившую на него икоту, наконец-то сообщил Василь Петровичу о моем приходе.
Полковник милостиво разрешил допустить меня к себе.
Я вошел в кабинет начальника станции и несмело произнес:
— Здравия желаю, господин полковник.
— Привет, Сеня, — на лице полковника блуждала напряженная улыбка.
Всякий, увидев ее, тут же бы понял, что Василь Палыч погружен в серьезные дела и не стоит его беспокоить по пустякам.
— Заходи, прапорщик! Только учти — у меня времени в обрез. Идет вскрытие Саркофага. И я…
— Я, собственно говоря, товарищ полковник, именно по этому поводу…
— Мне понравилась твоя статья, Сеня.
— Статья?!
— Ты что же это, забыл, что отправил свою заметку про Саркофаг в наш станционный сетевой журнал?!
— Моя знакомая ее сунула туда. Без моего ведома.
— И правильно сделала. Данную статью оценили даже специалисты метрополии. Посмотри сайт Общества космоархеологов. Там очень лестные для тебя отзывы с Земли и Новой Сибири.
— Э-э… А меня за эту статейку мое батальонное начальство пустило на опилки.
Впрочем, я не стал жаловаться на отцов-командиров дольше, чем требовалось. Всего лишь пару минут я потратил на перечисление своих бед, проистекавших от непонимания его идей «вышестоящим руководством». И сразу же после оного перешел к делу:
— Господин полковник, хоть я и не имею ни соответствующих чинов, ни официального основания, ни научных степеней, будучи всего лишь нанотехником, позволившим себе на свой страх и риск вести самостоятельные научные исследования…
— Сеня, кончай юродствовать и излагай мысль. Я, между прочим, тоже веду «самостоятельные научные исследования», чтобы не закиснуть от скуки. Кому-то кажется, будто все на хозяйственной службе обязательно тупеют. Не согласен — не обязательно. Я считаю, что каждому из нас, бойцов хозслужбы, будет только полезно побольше узнать о кобонках и вообще получать больше знаний по гуманитарным наукам. Так что, прапорщик, давай говори.
— Слушаюсь, товарищ полковник… Я просмотрел — не по указанной в должностной инструкции обязанности, а чистого любопытства ради — голограммы реконструкций всех сооружений кобонков, построенных этой расой вокруг Саркофага.
Я выжидающе посмотрел на собеседника, пытаясь определить насколько серьезно тот воспринимает слова сотрудника, нарушившего ради их произнесения строгий армейский порядок. Ведь я должен был сначала обратится с рапортом к своему взводному, затем, при отказе того вникать в суть дела, к ротному и далее по служебной иерархической лестнице званий и должностей.
— Продолжай, — кивнул полковник: мол, черт с ней, с субординацией, коли дело того стоит.
— Шестнадцать культурных слоев раскопали археологи в этой зоне. В каждом слое — остатки строений, явно оборонительного строения. Оборонялись, скорее всего, от опасности, исходящей от Саркофага. Я предполагаю, что именно там многие тысячелетия скрывался самый главный враг кобонков, иногда выпускаемый ими на волю. Именно он в конце концов уничтожил всю их цивилизацию.
— Любопытная гипотеза.
— У меня есть, чем ее доказать, господин полковник.
— Мне непонятно, Сеня, какая угроза может исходить от Саркофага, если он во всех кобонковских документах упоминается как Жилище Миротворца и Дом Общего Друга?
— И как Логово Зверя тоже.
— Подожди, Сеня. Ты ведь не станешь спорить, что слова в имени содержащегося в Саркофаге артефакта, «шр» и «олл» соответственно переводятся: первое как «любимый», «обожаемый», «почитаемый», а второе как «друг», «миротворец», «всеобщий умиротворитель»…