Любимые враги - Страница 29

— Надо бежать к Утюгу! — крикнул я стоявшей у штабного крыльца Златке.

Утюгом сотрудники нашей станции неофициально называли угрюмую громаду комплекса находящихся в двух километрах от «Апельсиновки» складских помещений, где хранился наш арсенал, транспорт, всяческое оборудование и запасы энергии и пищи.

— Ты, что, Сенечка?! — Златка бросила на меня недоуменный взгляд. — К какому Утюгу?

И я поймал себя на том, что озвучил сейчас вовсе не свое решение, а мысль вторгшегося в мой разум чужака. Действительно, что нам со Златкой делать на Утюге?

— По тревоге каждый должен занять свое место в боевом расчете! — звонко прокричала Златка и, чмокнув меня в щеку, унеслась прочь.

«А ведь и я должен, по идее, сейчас присоединиться к своему отделению на плацу у батальонного бункера», — подумал я.

Подумал я об этом как-то весьма тоскливо и вяло — не двигаясь, без трепетного желания тут же выполнить указанное в заученной наизусть «Инструкции по поведению в случае общей тревоги».

Все дело в том, что в моем сознании воцарился полный кавардак.

Одной частью своего разума я четко понимал, что надо выполнять возложенные на меня присягой профессиональные обязанности. И я бормотал, словно мантру: «Я же, елки-палки, присягу давал! Я давал присягу! Я же русский прапор, а не говно на палочке!»

Но голос моей прапорской совести мгновенно был перекрыт властным голосом Сатаны. И этот могучий голос зачем-то упрямо гнал меня к Утюгу.

«Что со мной? Кому подчинена моя воля?» — спросил себя я, испытывая примерно такое же чувство, какое чувствует попавшая в цепкие кошачьи когти несчастная мышь.

Мне вспомнилась древняя поговорка кобонков: «Если ты не видишь падающего рядом с тобой дерева, значит, оно падает на тебя». И я подумал: «Думаю, меня уже давно придавило этим деревом. Но один фиг я его не смогу увидеть, поскольку оно — плод моего собственного психического расстройства».

Мимо меня, застывшего словно столб на месте, промчался на воздушном катере отряд воодушевленных происходящим бедствием курсантов-практикантов под командованием старлея Чинюкова.

«Это что, просто так? Или как? — задумался Семен. — ЧП на станции и моя съехавшая крыша — случайное совпадение?»

«Нет, Сеня, то судьба. То наша с тобой судьба, — сообщил мне Сатана. — Хватит рефлексировать! Мчи к Утюгу!»

«Хватит мной командовать, проклятая галлюцинация!» — в ответ огрызнулся я и попытался осмыслить происходящее со мной, напряженно ища выхода из создавшейся ситуации.

Мой взгляд наткнулся на стену стоящего перед ним здания столовой. На сей стене сияло огнями стилизованное под мозаику панно. На нем изображен взвод космофлотцев-десантников в скафандрах, выпрыгивающих из десантного бота на поверхность неведомой планеты. Над сим героическим панно — гигантские буквы лозунга:

...

СЛАВА ПОКОРИТЕЛЯМ КОСМОСА!

«Вечная теперь нам всем будет слава, — пробормотал я. — Вот чему действительно слава, так это установкам копирования личности и хранилищам наших ментальных и физических матриц. Не хотелось бы мне тут помереть навсегда. Не та обстановка».

И снова я попытался совершить то, к чему его призывает воинский долг — вернуться в батальон. Сосредоточенно твердя себе: «Я должен мчаться к бункеру за номером раз. Должен! Должен!», — я попытался сделать шаг к моему батальону.

Но, увы, не смог выполнить такое простое действие. Ибо в этот момент чья-то неведомая воля подчинила мое тело своему желанию. Она взяла под контроль все мышцы человека. И заставила меня направиться к Утюгу.

И я, увлекаемый сим непобедимым желанием, уныло поплелся к Утюгу. На душе было мерзко. Я чувствовал себя подлым предателем. И изо всех сил напрягал мышцы ног, чтобы они не шли к Утюгу.

Однако результатом моих усилий стало обратное. В мое тело ударил разряд тока. Я вздрогнул. А после этого мои ноги понесли меня к Утюгу со скоростью спринтера-рекордсмена.

И бежал я так, что только пятки сверкали. И шумел в моих ушах ветер. И проплывали мимо стоящие вдоль дороги, по которой я несся, здания.

Вот проплыл мимо купол ядерной энергостанции, снабжающей электричеством всю «Апельсиновку» и прилегающий к ней космопорт. И я свернул налево. Не по своей воле.

Теперь я понимаю, что подразумевалось под средневековым словечком «одержимость» — все понимаешь, но поступаешь не по своей воле. А то и основательно против нее.

Впервые я пожалел, что не остался на Земле, в родном Новокиеве, клюнув на предложение вербовщика и поступив в марсианскую Школу прапорщиков.

Я пробежал мимо двухэтажного корпуса канцелярии и свернул направо. И, задыхаясь от стремительного бега, поклялся себе, что разорву пожизненный космофлотский контракт и вернусь на Землю.

Путь стану там мелким клерком в какой-нибудь из виртуальных компаний. Зато буду сидеть — подключенным к корпоративной сети — дома, держа ноги в тазике с морской водой. Буду трудиться во славу какого-нибудь «Роспрома» или «Всемирного концерна» хоть уборщиком информационного мусора из корпоративных коммуникаций. И не выйду за пределы квартиры до конца жизни.

Я выбежал на шоссе, ведущее прямиком к Утюгу. Но тут же мне пришлось свернуть с дороги, чтобы не быть раздавленным двухсоттонными танками, несущимися, сотрясая почву, могучей колонной к Саркофагу.

Я в очередной раз попытался изменить навязанный мне чужой волей маршрут, напрягая мышцы. Но мои нервы тут же обдало обжигающей волной ужаса. Меня пронзила мысль о том, что надо спасаться, ибо угроза, нависшая над моей жизнью, несравнима ни с одной из предыдущих угроз. И я, позабыв обо всем, вприпрыжку помчался к Утюгу.